дит был
  выдан. Полученные средства Мастаков использовал на весьма рискованные операции,
  в результате чего кредит и проценты по нему вернуть не смог.
   Когда банк потребовал объяснений и стал проводить проверку, выяснилось,
  что все сказанное Мастаковым не соответствует действительности. Однако в представленных
  им в банк документах какого-либо обмана не содержалось. Ложь, с помощью которой
  он добился получения кредита, была, так сказать, не документальной, а устной.
  В возбуждении уголовного дела отказано.
   Большинство исследователей сходятся на том, что представляемая в банк
  информация должна быть зафиксирована на бумаге. Указывается, что сведения
  должны быть официальными, документальными, создавать хотя бы видимость своей
  достоверности, способную ввести кредитора в заблуждение. Не могут выступать
  признаком данного состава различные сведения, не имеющие должного оформления:
  устные сведения, личные заверения и т. д.*(13). Вместе с тем, особенно если
  иметь в виду описанную ситуацию и то, что обычно действия заемщика (руководителя
  организации-заемщика) не расцениваются как совершенные с желанием не вернуть
  кредит, получается, что поступки, подобные содеянному Мастаковым, вообще могут
  остаться безнаказанными.
   По моему мнению, правоприменитель не должен ограничительно толковать
  понятие сведений, для этого у него нет оснований. Недаром и здесь ученые,
  настаивающие на официальном,

<<<назад<<< * перейти на стр. 1-26 * збірник літератури №64 * >>>далее>>>