овечное истязание. И если закон не может предусмотреть все нравственные, индивидуальные различия преступника, которые обусловливаются их прошедшим, то является на помощь общая, присущая человеку, нравственная справедливость, которая должна подсказать, что применимо к одному и что было бы высшею несправедливостью в применении к другому.
  Он, Александров, по словам одного из либеральных журналистов, "беспощадно гнал всю систему и всех, кто ее поддерживал, сквозь строй своей сатиры и нещадно хлестал ее, обнаженную, бичами своего пламенного негодования и режущего остроумия. Он не защищал Засулич, он обвинял весь строй - таково было впечатление, и в этом была его сила и залог победы".
  Кульминационным пунктом речи защитника, пишет очевидец, было то место, где он сказал, что мучителям Боголюбова нужен был стон не физической боли, а поруганной человеческой души, удушенного, униженного и раздавленного человека. Священнодействие совершилось, позорная жертва была принесена. Российский апофеоз розги торжественно устроен!
  И тут зал взорвался аплодисментами, раздались громкие крики: "Браво!"
  - Поведение публики должно выражаться в уважении к суду! - строго вмешался Кони, повышая голос до предела. - Суд не театр, одобрение или неодобрение здесь воспрещается. Если это повторится вновь, я вынужден буду очистить залу. Порядок был водворен.
  Закончил Александров свою речь с таким эмоциональным накалом, с такой силой убеждения и страсти, так впечатляюще, что зал опять взорвался от аплодисментов. Председательствующему снова пришлось вмешаться, сделав второе, и последнее, предупреждение публике. Сказал же Александров в заключение своей пространной речи следующее:
  - Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям. Были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. В первый раз является здесь

<<<назад<<< * перейти на стр. 1-97 * збірник літератури №59 * >>>далее>>>