е умствование или как реакционность и мракобесие.
Революционные демократы были властителями общественного мнения. Убежденные в необходимости, своем долге и праве убирать с революционного пути к светлому будущему все препоны, они подвергали несогласных жестокому остракизму. Сила его была сокрушительной. Вот, например, уже сколько времени протекло и изменений в мире произошло, а Гоголь и Лесков только сейчас освобождаются от клейм, которым были наделены тогда.
Из научности ленинской интерпретации теории Маркса для уверовавших в нее вытекала и сакральность, божественность их вождей: она сама собой следовала из истинности учения: ведь, если высшая истина существует, то кому как не вождям владеть ею и значит, повеления вождей не подлежат обсуждению. Поэтому-то обычай беспрекословного повиновения начальству получил право на существование и после революции. И создаваемый заново, аппарат власти, декларирующей себя общенародной, поэтому смог стать даже более самовластным, а, следовательно, и более безответственным, чем он был в сословном обществе. Дисциплина и исполнительность в таких условиях не могли не переродиться в угодливость, а требовательность сверху - в произвол.
Но атмосфера всеобщего восхищения всемогуществом науки не остановила развития самой науки. И конец 19-го века можно считать началом преодоления ею собственной апологии: наука подошла к познанию принципиальных ограничений своих предсказательных возможностей.
Механика и математика, опираясь на мощь ЭВМ, шагнули в область нелинейных зависимостей, которые раньше исследованию не поддавались. И к средине 20-го было обнаружено, что поведение сложных систем может быть неоднозначным, двойственным. При особых состояниях системы (в отдельных точках, называемых точками бифуркации, см. "Синергетика - теория самоорганизации"), сколь угодно малые изменения в значениях параметров были способны приводить |