|
твратимой опасности при нарушении табу, чувство ужаса перед этим), то сам запрет крепко привязан к строго определенному предмету реального или воображаемого мира. Тем более что и само первобытное мышление, характеризующееся чертами синкретностью и пользовавшееся комплексом знаков и символов, занимает промежуточное положение между такой высокой разновидностью мышления, когда оно оперирует понятиями, и такой более низкой, первичной ее разновидностью, когда вместо понятий есть лишь. "сырые" образы. Вот почему мононормы первобытного общества всегда предметны, казуистичны: они посвящены либо брачным отношениям, либо ритуальным отношениям при выходе на охоту, либо порядку распределения добычи, либо празднествам, торжествам по тому или иному случаю и т.д.
Обобщающие интеллектуальные компоненты проникали в систему социального регулирования первоначально не путем придания мононормам и запретам более общего характера, не путем выработки принципов регулирования, критериев ценностной оценки (когда нормы обретают "вторую ипостась"), а совсем с другой стороны - путем придания нормативного характера мифам, сказаниям, сагам, былинам и иным формам художественного общественного сознания. Знаменательно, что спонтанно рождаемые условиями жизнедеятельности людей первобытные обычаи затем оснащались "идеологическим осознаванием в виде преданий и верований"1, они осознавались "частью как традиционные правила поведения, частью как веления сверхъестественных сил, не подлежащие сомнению и критике"2, что уже придавало соответствующим правилам характер религиозно-моральных норм.
Под углом зрения итоговых характеристик надо видеть, что регулятивно общий характер первобытных норм-обычаев, при котором они целиком, без исключений
|