олько одна видимость
права. В противовес этому юрист-теоретик обязан помнить, что дело познания,
осуществляемое им, должно осуществляться предметно: он не выдумывает, не
фантазирует и не "препарирует", производя "нажимы на закон"; он объективно
вскрывает смысл, значение и содержание положительного права, обнажая его во всех
его достоинствах и недостатках; он раскрывает не только уже живущие в практике
стороны его, но и те, которые оставались доселе под спудом, тая в себе
возможность новых конфликтов, недоумении, кривотолков и бед. Он не ждет
практических поводов, хотя и умеет использовать их научно; объективное
содержание права дано ему как предмет и тогда, когда кодекс еще не введен в
действие. Люди, не верящие в самозаконность и силу чистого теоретического
знания, в его духовную ценность и практическую важность, могут, конечно,
пренебрегать таким анализом права, считая его проявлением мертвой схоластики; но
горе человеку - и медику и пациенту - изучающему анатомию лишь в меру
"казуальных", т. е. случайных запросов жизни...
Народное правосознание может стоять на высоте только там, где на высоте стоит
юридическая наука. Там, где юриспруденция непредметна и пристрастна или, еще
хуже, невежественна и продажна, там вырождается самая сердцевина правового
мышления и быстро утрачивается уважение к праву; ученый приближается к типу
старого подъячего и от его "научного крючкотворства быстро меркнет
правосознание.
|