тью в идеале должен быть не менее объективным, чем суд (в прошлом его называли "говорящий судья"). Объективность суда обеспечивается отделением осуществляемой им функции разрешения дела от односторонних функций обвинения и защиты. Объективность же прокурора, претендующего на роль надзирающего за законностью лица, процессуально не гарантирована, так как он с самого начала судебного разбирательства ориентирован на обвинение и как сторона в процессе - односторонен (это не простая игра слов, а реальная действительность). Следовательно, не связанная интересами сторон функция прокурора как органа надзора за законностью несовместима с одновременным осуществлением прокурором функции обвинения, ставящей его в положение стороны. И никакие оговорки о том, что прокурор - обвинитель sui generis (объективный, заботящийся об интересах защиты), здесь не помогут, ибо обвинение всегда направлено на доказывание виновности, а надзор не связан этой обвинительной установкой. Поэтому функции надзора и обвинения не совместимы не только в смысле "трансформации" надзора в обвинение (М. С. Строгович, В; М. Савицкий), но и в смысле одновременного, параллельного осуществления обеих этих функций одним и тем же лицом - прокурором (И. Л. Шифман, Б. А. Галкин и др.).
  Представляется,, что был абсолютно прав М. А. Чельцов, утверждая, что если прокурор выполняет функцию обвинения, то "исключается предусмотренная законом надзорная функция прокуратуры"1. Но положение прокурора как обвинителя определено законом (ст. 248 УПК РСФСР). И тем же законом определено положение прокурора как органа надзора за законностью (ст. 25 УПК РСФСР, ст. 41 ГПК РСФСР).
  Но, несмотря на это, в Основах законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве в СССР (принятых в 1958 г.) было установлено: "Генеральный прокурор СССР и подчиненные

<<<назад<<< * перейти на стр. 1-116 * збірник літератури №48 * >>>далее>>>