ю заявляют о необходимости дифференциации этих понятий2. "Ретроспективную модель нельзя отождествлять с версией, она богаче, разностороннее версии"3.
Версия и модель должны рассматриваться как различные формы мышления следователя. Так, версия строится на основе имеющихся в распоряжении следователя фактов о преступлении и лице, его совершившем, и является одним из средств познания. После своей проверки версия либо подтверждается, либо опровергается, но как версия уже больше не существует. Модель также строится с учетом имеющейся в распоряжении следователя информации, является средством познания, однако после ее проверки, после модельных экспериментов и исследований не исчезает, а, наоборот, дополняется новым знанием.
Вместе с тем, признавая за дифференциацию этих понятий, не следует отрицать определенной взаимосвязи между ними. Следователь выдвигает версию после исследования первоначально поступившей к нему информации, ее качественного отбора, выделения в ней взаимосвязанных элементов. В ходе проверки версии на основе выявленной информации и выстраивается мысленная модель расследуемого события. Модель и версия могут и работать одновременно: проверяется версия, осуществляется развитие модели, дополняются и проверяются отдельные ее элементы, модель как бы "отшлифовывается", с нее словно счищается все лишнее, искаженно отражающее действительность.
По мнению М.Н. Хлынцова, следственная версия представляет собой своего рода "эмбрион" вероятной модели. Модели же выступают в качестве "конденсатора" криминалистически значимой информации, выявленной в ходе проверки версии. В свою очередь, версия проверяется посредством оперирования имеющейся в модели информацией4.
Именно таким образом раскрываются различные по содержанию понятия "мысленная модель" и "следственная версия" и вместе с тем прослеживается
|