ость англосаксонской протестантской культуры карнавальным духом негритюда. "Черный Орфей" смягчил и пуританизм Новой Англии, и крайности американского "дикого Запада", модифицируя специфический североамериканский активизм в духе бескорыстного неоязыческого художничества. В каменные джунгли просочилась витальная струя, хотя строгий порядок этого нового Рима в результате, несомненно, пострадал.
  Орфическим потенциалом также заряжена и латиноамериканская культура, повседневность которой пронизана мифом. Об этом свидетельствуют не только романы Ж. Амаду, но и рафинированная поэтика Г. Маркеса. Нет, это не аскетика Востока, не воздержание от волюнтаристских импровизаций, это форма альтернативного активизма, в котором художественный гений довлеет над инженерно-конструктивистским гением Запада. Интенцией этого активизма является не прикладная польза, а полнота самовыражения. Если определение homo ludens звучит метафорическим преувеличением по отношению к западной "цивилизации досуга", то применительно к латиноамериканской поэтике повседневности оно выглядит вполне уместным. Данная поэтика выходит за пределы декоративных орнаментировок суровой повседневности. Она предстает как способ восстановления прерванной связи социального и природного начал - своего рода реставрированной магической техникой, приобщающей человека к великому карнавалу живого играющего Космоса.
  Свое место в этом альтернативном универсуме грядущего, несомненно, принадлежит и России. Циклы российской истории - то же чередование западно-восточных фаз, только в отличие от цивилизаций Востока это чередование является внутренней судьбой России, продуцируясь изнутри. Россия - хартленд, центральное место планеты, не только в геополитическом смысле, но и в историософском. Здесь находятся стяжки не только мирового западно-восточного пространства, но и формационного времени.
  Согласно нашей гипотезе формационные

<<<назад<<< * перейти на стр. 1-517 * збірник літератури №35 * >>>далее>>>