ериод именно данной нации. Это вовсе не означает, что упомянутые теории не научны. Наоборот, если принять, что именно нации на протяжении последних трехсот лет были основными "действующими лицами" экономической истории, тогда станет понятно, что именно данное понятие, а не "класс" и не "индивид" являются базисными для экономической теории. Но далеко не все теоретики осознают, что они всю жизнь говорят прозой национальных интересов, и еще меньше таких, которые, осознав, признают это открыто".
Можно выделить два относительно самостоятельных аспекта анализа. Первый из них связан с отражением в экономических теориях места и претензий страны, особенностей ее положения в мировом хозяйстве, выработкой приоритетных для нее направлений социально-экономической политики и попыткой навязать эти направления другим странам. Сказываются здесь и своеобразие условий данной страны, ее приверженность к тому или иному типу устройства общества. Достаточно сказать о разнообразии черт, отличающих англо-саксонскую, романскую, скандинавскую, японскую и южно-азиатскую модели рынка.
Второй аспект носит теоретико-методологический характер и опирается на серьезные, имманентные самой теории различия логически абстрактных теоретических формул и прикладных, инструментальных функций науки, непосредственно влияющих на выбор модели и механизмов регулирования экономики.
В первом случае следует отметить, что А. Смит при построении своей теории руководствовался не абстрактными схемами, а четко выражал интересы нации, рвущейся к мировой промышленной монополии. Это стало особенно ясно, когда Д. Рикардо логично дополнил его теорию концепцией сравнительных затрат. Здесь небезынтересно отметить, что название книги А. Смита точнее переводить не как "Богатство народов", а как "Богатство наций", поскольку в отличие от английского языка в русском понятии "народ" и "нация" различаются.
В 20-е и особенно в 30-е годы нынешнего столетия
|