зучение истории европейского Средневековья переживает сегодня эпоху открытий. Одно из них и самое главное - открытие человека, не абстрактного, не человека вообще, а именно человека той эпохи - западноевропейского Средневековья. За внешним планом известных событий, войн, хозяйственных и политических изменений и преобразований европейского общества историки стремятся увидеть и понять самих действующих лиц - конкретно человека христианского средневекового Запада, неотделимого от его социальной и культурной среды, от того мира, в котором он жил и который обустраивал, изменчивого, с его страстями, надеждами, упованиями, с его представлениями о добре и зле, о том, что хорошо и что плохо, - словом, они стремятся понять все то, что определяется понятиями "образ жизни", "ментальность" и что составляет содержание собственно средневековой культуры. При этом важно выявить именно то общее, что было присуще и знатному, и простолюдину, и клирику, и духовному лицу, и мирянину, и горожанину, и крестьянину, мужчинам и женщинам иными словами, средневековому человеку как коллективной личности.
Но не менее важно также понять как само средневековое общество воспринимало человека. Различало ли оно в
пестроте социальной жизни какую-то общую его модель - образ, приложимый равно как к королю, так и к бродяге или жонглеру, как к богатому, так и к бедняку?
В этом сегодня состоит одна из центральных проблем современной медиевистики. Решение ее открывает путь к воссозданию объемной картины европейского Средневековья - как бы на двух его уровнях: с одной стороны, таким, каким оно открывается историкам, изучающим события, хозяйство, политику, социальные отношения, т. е. "объективном", а с другой - субъективном, таким, каким его воспринимали непосредственно сами его современники.
Сегодня историки владеют уже целой системой методов, исследовательских приемов, |