звратить им их отца! Их здесь нет, но вы можете себе их представить (Пауза).
Заключение... Гм... Его посадили рядом с ворами и убийцами... Его! (Пауза). Надо
только представить себе его нравственные муки в этом заключении, вдали от
жены и детей, чтобы... Да что говорить?!
В публике послышались всхлипывания... Заплакала какаято девушка с большой брошкой на груди. Вслед за ней захныкала соседка ее, старушонка. Защитник говорил и говорил... Факты он миновал, а напирал больше на психологию.
— Знать его душу"— значит знать особый, отдельный мир, полный
движений. Я изучил этот мир... Изучая его, я, признаюсь, впервые изучил
человека. Я понял человека... Каждое движение его души говорит за то, что в
своем клиенте я имею честь видеть идеального человека...
Судебный пристав перестал глядеть угрожающе и полез в карман за платком. Вынесли из залы еще двух дам. Председатель оставил в покое звонок и надел очки, чтобы не заметили слезинки, навернувшейся в его правом глазу. Все полезли за платками. Прокурор, этот камень, этот лед, бесчувстве] шейший из организмов, беспокойно завертелся на кресле, покраснел и стал глядеть под стол... Слезы засверкали сквозь его очки. «Было б мне отказаться от обвинения! — подумал он. — Ведь этакое фиаско потерпеть! А?»
— Взгляните на его глаза! — продолжал защитник (подбородок его дрожал,
голос дрожал, и сквозь глаза глядела страдающая душа). — Неужели эти кроткие,
нежные глаза могут равнодушно глядеть на преступление? О нет! Они, эти глаза, плачут! Под этими калмыцкими скулами скрываются тонкие нервы! Под этой грубой, уродливой грудью бьется далеко не преступное сердце! И вы, люди, дерзнете сказать, что он виноват?!
Тут не вынес и сам подсудимый. Пришла и его пора заплакать. Он замигал глазами, заплакал и беспокойно задвигался...
— Виноват! — заговорил он, перебивая защитника.
|